Тридцать лет эльвира зирога скрывала от мужа и де

Новые колеса / Кёнигсберг - Калининград / “Я - НЕ ПРИЗРАК КЁНИГСБЕРГА”. Тридцать лет Эльвира Зирога скрывала от мужа и детей, что она родом из Германии

• “Я - НЕ ПРИЗРАК КЁНИГСБЕРГА”.
  Тридцать лет Эльвира Зирога скрывала от мужа и детей, что она родом из Германии

Немецкая девочка Эльвира Зирога сразу после войны должна была сгинуть в лагерях ГУЛАГа. Потому что ее семья проживала в поместье президента Германии Гинденбурга, работала в замке генерала СС... Однако волею случая она оказалась в Кёнигсберге-Калининграде. И провела здесь всю жизнь. В тяжелые послевоенные годы она спасла от голодной смерти более 200 немецких детей. Вышла замуж за советского офицера. До 90-х годов скрывала свое немецкое происхождение. А сейчас почти всю свою небольшую пенсию тратит на помощь детям из туберкулёзного диспансера.

“Hier wohnt Elvira Seroga”

Эльвира Зирога живет вдалеке от шумного центра Калининграда. Тихая улочка, опрятные немецкие особняки, старинные сады. Ее дом я нашел сразу. Аккуратно выбеленные стены, прибранный дворик, красивая изгородь.

Эльвира Степановна радушно встречает меня и приглашает подняться на второй этаж. В прихожей замечаю красивую керамическую тарелку с надписью “Hier wohnt Elvira Seroga”.

- Здесь живет Эльвира Зирога, - перевела мне хозяйка.

В комнате, которую занимает Зирога, много необычных вещей. Старинные фотографии на стенах, немецкие игрушки, рождественские свечи и украшения.

- Я родилась 1 ноября 1930 года в Германии, в городе Остероде. Это недалеко от польской границы, - с явно выраженным немецким акцентом говорит пожилая женщина. - Мой отец - Штефан Петровский. Он - поляк. Очень образованный человек, говорил на шести языках. Был на все руки мастер. Отлично разбирался в технике. Управлял трактором, автомобилем.

Моя мама - Виктория Зирога. Немка. Её пра-пра-пра-бабушка в XVII веке была певицей при королевском театре. Мама хорошо умела шить, вязать, была отличной хозяйкой. Я - старшая из детей. У меня был брат и 4 сестры. Самая младшая - Эрика, родилась уже после войны. Из моих близких только я осталась в Кёнигсберге-Калинин­граде. Вся моя семья благополучно покинула Калининградскую область в 1948 году. По стечению обстоятельств я опоздала на последний поезд в Германию... И осталась здесь навсегда.

Школьное сочинение

- Что связывает вас с Кёнигсбергом?

- Когда мне было 9 лет, мы с мамой приехали сюда в гости к знакомым. Они жили в Кранце (Зеленоградске). Дорога лежала через Кёнигсберг. Какой это был красивый город! Особенно вечером. Огни! Столько света! Я каталась на трамваях. О! Это настоящее чудо. Я чувствовала, что попала в столицу. Но больше всего меня поразили люди. Они были очень приветливыми и внимательными. Если кого спросишь, как пройти на такую-то улицу, то тебе не только все подробно объяснят, но и проводят. Даже в Берлине такого не было. А еще меня поразило, что очень многие кенигсбержцы носили с собой карту города. Как-то я остановила мальчика и попросила его подсказать мне дорогу. Наверное, я ему понравилась, и он подарил мне свою карту. Потом я долго хранила ее...

Помимо карты, из этого сказочного города я привезла с собой еще и красочный журнал “Кёнигсберг”. И глиняные фигурки танцующих девочек в национальных прусских одеждах - подарок моей мамы.

После возвращения в Германию наш школьный учитель герр Люнебург задал сочинение. Я написала о Кёнигсберге. Там были такие слова: “Это самый чудесный город на земле. Это город, в котором я мечтала бы жить”. Вот я и живу...

Эльвира Степановна грустно улыбнулась.

- Я побывала в Кёнигсберге летом 1939 года, за несколько недель до начала Второй мировой войны. Так что таким, как тогда, я увидела его первый и последний раз в жизни. Теперь это как сон...

Марика Рёкк и Библия

- Как жилось детям Третьего рейха?

- Отлично! Мама и папа неплохо зарабатывали. Кроме того, по существовавшим тогда законам они получали пособие от государства на всех четверых детей - равное суммарному доходу моих родителей. Так что деньги всегда у нас были. Отец купил себе 18-сильный мотоцикл “Викторию-Пионер”. А когда мне исполнилось 8 лет, я получила в подарок новенький подростковый велосипед. Два-три раза в месяц на этом велосипеде я ездила с сёстрами в соседний городок в кино. Мама выделяла нам 5 рейхсмарок - этого хватало и на кафе, и на кино. Детский билет на сеанс стоил 20 пфеннигов.

- Смотрели сказки?

- В Советском Союзе на “Девушку моей мечты” детей не пускали.

- В Германии всех этих ханжеских предрассудков не существовало. Подумаешь, показали Марику моющейся в тазике, со спины! А что касается воспитания, то у нас оно было очень строгим. Например, у себя в комнате я не могла повесить фотографии кинозвезд. В свободное время Библию читала. До 14 лет не знала, откуда дети берутся...

...Весной 1945 года к нам в поместье вошли войска Красной армии. Один из солдат вырвал у меня из рук велосипед, поднял седло повыше и укатил прочь.

Бельё Гинденбурга

- В 1932 году моих родителей взяли на работу в имение президента Гинденбурга. Это в Нейдеке, недалеко от Алленштайна в Восточной Пруссии.

- Какой он был, этот Гинденбург?

- Сама-то я его не так хорошо помню. Но, по рассказам моих родителей, он был очень строг к себе и другим. Никогда не унижал своих служащих. Несмотря на то, что был президентом Германии и занимался делами государственного значения, он знал имена всех своих работников. Когда он ехал, то люди ему низко кланялись и снимали шапки. Он останавливал экипаж и здоровался за руку.

- В фильме Михаила Ромма “Обыкновенный фашизм” Гинденбург выставлен каким-то шутом...

- Мне трудно давать оценку Гинденбургу как президенту, но о своих работниках он позаботиться умел. Мы, например, жили в прекрасной трёхкомнатной квартире недалеко от имения. Родители получали большую зарплату и ни в чём недостатка не знали. Хотя моя мама была всего лишь старшей прачкой - отвечала за постельное бельё имения. У неё в подчинении было несколько работниц, но она сама тоже гладила, стирала. Так было заведено.

Мой отец занимался ремонтом обуви, чинил сёдла, мебель.

От Гитлера не уйдёшь!

- Первый раз я увидела Адольфа Гитлера в 1934 году. Мне исполнилось 4 годика. Но я до сих пор все помню. В тот день Гитлер приехал в Нейдек. У него состоялась встреча с Гинденбургом. Мама предупредила меня, чтобы я не выходила из прачечной. Но я не послушалась и убежала, спряталась за большой дуб. Тут появился Гитлер в сопровождении двух охранников. Я стала за ними подсматривать. Вдруг один из охранников резко обернулся. “Ты кто?” - строго спросил он, показав на меня пальцем.

“Я - Эли”. - “Почему прячешься?”

“Потому что, если я выгляну, мама будет сильно меня ругать”.

У меня от страха сердце в пятки ушло. В этот момент Гитлер оглянулся.

“Вот кого я нашел!” - охранник взял меня на руки и высоко поднял над землей.

“О! Какая светлая головка!”, - Гитлер, широко улыбаясь, смотрел на меня.

Охранники тоже заулыбались. Гитлер рассмеялся. Я помню, он был в военном коричневом мундире, совсем не такой, каким его изображали в советских кинофильмах - придурковатым и комичным. Потом все они сели в большую открытую машину и уехали.

Перед самой смертью Гинденбург сказал моим родителям, чтобы они, как можно скорее, уезжали из Нейдека. Видно, предчувствовал что-то недоброе. У президента были опасения, что всё его окружение в ближайшем будущем ждёт печальная участь. Поэтому, как только Гинденбург умер, мы уехали под Микленбург.

“Дойчланд юбер аллес”

- Второй раз я увидела Гитлера в 1940 году на Детской спартакиаде в Мюнхене. От нашей школы выдвинули трёх участников, в том числе и меня. С самого детства я много занималась спортом.

Ежедневно бегала 5 километров. И в дождь, и в снег - в любую погоду. В нашей школе физической подготовке уделяли особое внимание. Впрочем, как и во всем Третьем рейхе. Мы бегали, прыгали...

На спартакиаде я должна была участвовать в беге на 100 метров. В Мюнхен тогда съехались дети со всей Германии. Нас разместили в школе. Подъем в 6 утра. Потом усиленные тренировки... На открытие спартакиады Гитлер приехал в сверкающей чёрной машине. Поднялся на трибуну. Мы стояли строго напротив. Поэтому я хорошо его разглядела. Такой же коричневый мундир - никаких орденов и наград. Фюрер поприветствовал нас и обратился с речью. Я хорошо запомнила его слова: “Кто занимается спортом - меньше болеет. А Германии нужна здоровая молодежь”.

На соревнования нам выдали униформу - черные трусики и белую маечку со свастикой на груди.

- Вы удачно выступили?

- Стала призёром в своей возраст­ной категории - заняла II место в Германии. Когда я поднялась на пьедестал, мне пожал руку какой-то важный чин и вручил красивую грамоту. Затем мы все вместе под музыку пели “Дойчланд, Дойчланд юбер аллес...”

Шпионы по Брехту

- Правда, что в Третьем рейхе все доносили друг на друга, шпионили и подслушивали?

- Это было ужасно. Особенно во время войны. Взрослые и дети шептались, опасались откровенничать, высказывать вслух свое мнение. Все происходило в точности, как описывал в рассказе “Шпион” Бертольд Брехт. В школе учитель Люнебург проводил подробные инструктажи: надо слушать о том, что говорят родители.

- И вы слушали?

- Я никогда не подслушивала. Это большой грех. Так учила меня мама.

- Ваши родители посвящали вас в какие-нибудь семейные тайны?

- Я знала, что моя мать плохо относилась к Гитлеру и говорила, что он - сатана. А ещё она считала, что президент Гинденбург умер не своей смертью. И это произошло сразу после его споров с Гитлером о власти.

- За такие откровения можно было и в гестапо угодить?

- Никакого гестапо у нас в поместье не было. А вообще гестаповцев я видела лишь в кинохронике “Ди Дойче Вохеншау”. И по сей день убеждена, что в гестапо работали не только отморозки, как обычно показывают в кино, но и нормальные порядочные люди.

Спасла жизнь еврею-дантисту

- Однажды мама попросила меня отвезти на велосипеде какую-то записку для пастора в соседнюю деревню. Я отвезла. Пастор прочитал и поехал на велосипеде в другую деревню. Тоже к пастору. Через пару дней мы узнали, что многих священнослужителей в округе арестовали. А те, кого удалось предупредить, скрылись и остались на свободе. Когда политическая ситуация изменилась, они вернулись.

- Что могла знать ваша мать?

- Что угодно. Она ведь потом работала горничной в замке генерала СС фон Кёйна. Местечко называлось Гросс-Филест би Варен-Мюритц. Мы переехали туда сразу после смерти Гинденбурга. В выходные моя мать выезжала в город Варен. Там подрабатывала у дантиста-еврея. Он щедро ей платил. Когда в Германии начались гонения на евреев, мама спасла его от концлагеря. Обо всем этом я знала.

- А могла бы она спасти нацистов?

- Моя мать была в отличных отношениях с супругой фон Кёйна - баронессой из древнего австрийского рода. Когда русские войска начали наступление, мать предложила баронессе спрятать ее с детьми у себя в доме. И затем помочь выбраться из этой мясорубки. Но потом всё произошло как в кино. Русские танки рвались к поместью. И в этот момент на поле возле замка, где паслись коровы, садится маленький спортивный самолёт - генерал прилетел за своей семьёй. Семья Кёйнов погрузилась и благополучно улетела.

Посылка из Австралии

- И больше вы ничего не слышали о фон Кёйнах?

- Много лет спустя после окончания войны моя мать, живя в Западной Германии, получила посылку из Австралии. Внутри - маленькая записка: “Спасибо за всё”. Мама говорила: “Эта посылка могла быть только от баронессы”.

- Зачем такая конспирация?

- Все генералы СС считались военными преступниками. Не случайно фон Кёйны уехали на другой континент. Для нашей семьи работа у Кёйнов обернулась трагедией.

Когда в нашу деревню вошли русские, на нас донесли местные жители - немцы. Якобы моя мать работала в СС. С нами разбираться не стали. Запихнули всю семью в грузовик и увезли. Мы ничего и взять-то с собой не успели. Моему младшему братику Георгу только исполнилось 6 лет. Помню, как за машиной, отчаянно лая, бежал наш любимец - пёсик Фильке. Русские солдаты забавлялись тем, что стреляли по собачонке из автоматов. Георг плакал. Это был какой-то кошмар...

Твёрдая валюта

- Нас, как пособников фашизма, погрузили в товарные вагоны, которые направлялись куда-то в Россию. Скорее всего, в лагеря, в ГУЛАГ. Но далеко нас не увезли. И всё из-за ширины колеи. На территории Германии и Восточной Пруссии колея была узкая, а дальше, в России - широкая. Наш эшелон прибыл в Кёнигсберг вечером 12 апреля 1945 года, через три дня после штурма города-крепости, и остановился на Гауптбанхоф (Южный вокзал).

- Получилось, что, благодаря доносчикам, сбылась ваша давняя мечта - снова попасть в Кёнигсберг?

- Когда я выглянула из вагона, то воскликнула: “Это не Кёнигсберг!” Я не узнавала этого города. Весь центр был сильно разрушен, местами ещё дымились пожарища.

Вначале нас поселили в бараке. Затем погнали пешком по Зелено­градской дороге. Потом вернули назад и отправили под Черняховск. Вскоре отпустили всех гражданских. Началась полная неразбериха. Голод, холод. Никакого крова над головой. Через какое-то время мы всей семьёй с другими беженцами перебрались в городок Пегеген.

Теперь он находится на территории Литвы и называется Пагегяй. Это в 7-ми километрах от Тильзитского моста. Там нас заставляли работать в колхозе. Но я не хотела.

И мы с моей подругой Эрной Шульце пошли назад в Кёнигсберг.

- Пешком?

- Пешком. Потом мы так часто ходили. На дорогу уходило полтора-два дня. Если повезёт, тормозили военную машину. За 3 рубля военные водители нас подвозили. В Кёниг­сберге мы искали среди развалин продовольствие. Чаще всего в подземных бункерах находили ящики с консервами. Но особенно ценилась соль. Её мы привозили в Литву и там меняли на вещи и продукты. Соль была тогда твёрдой валютой.

Последний эшелон

- В ноябре 1948 года мы узнали, что из Кенигсберга уходит эшелон, на котором мы наконец-то сможем вернуться в Германию. Подальше от этого кошмара. Мы всей семьёй уже сидели в теплушке, когда ко мне обратились знакомые: “Эли, тебе надо сходить в Пегеген, собрать всех, кто еще остался и привести сюда. У тебя получится. Ты успеешь. Эшелон будет стоять еще 10 дней”.

Я отправилась в Литву. Там был настоящий голод. Чего я тогда только не насмотрелась. Видела, как младенцы ползали по телам умерших матерей и просили есть. Смерть, слезы... Это какой-то ужас!

...Я привела в Кёнигсберг около 200 (!) детей. Но когда мы пришли на товарную станцию, выяснилось, что поезд уже ушел. Мы опоздали всего на несколько часов. Вся моя семья уехала в Германию. А я осталась здесь. Моё горе невозможно описать.

Хвостатые твари

- Мы разместились в подвалах разрушенных особняков на нынешней улице Чехова. Разводили костры, кипятили воду, варили в ней хлебные корки, добавляли чудом раздобытый сахар. Этим и питались. Русские переселенцы, занявшие соседние особняки, вываливали все отходы прямо на улицы, в подвалы своих домов, в близлежащие развалины. На нас обрушились полчища крыс. Сотни, тысячи. Наверное, такого количества крыс Кёнигсберг не видел со времён Чумной недели. Мы убивали этих крыс, резали их, жгли в огне, но они преследовали нас повсюду. Пытались залезть под полы пальто. Стоило только уснуть, они моментально отгрызали мочки ушей... Потом мы изловили несколько грызунов, посадили их в бочку с водой и закрыли сверху металлической сеткой. Эти крысы кричали как дети. Их крик до сих пор стоит в моих ушах.

Это помогло - хвостатые твари навсегда покинули наши подвалы.

Если нам удавалось достать буханку хлеба, мы делили её на всех. Ножей не было, я разрезала хлеб суровой ниткой.

- Как сложилась судьба этих детей?

- Из тех, кто постарше, большинство ушли назад в Литву. Некоторых из них усыновляли местные жители-литовцы. Самых маленьких, у кого не было никаких шансов выжить, мы подбрасывали в приют на нынешнюю улицу Грига. Там где сейчас инфекционная больница. Потом этих детей переправляли в детский дом в Славск. Давали им другие имена - и у них начиналась другая биография.

- А вы остались в городе своей мечты?

- Я четыре раза меняла фамилию. По паспорту я стала литовкой. 8 декабря 1945 года я смогла устроиться на швейную фабрику. Сняла комнату. Получая зарплату, покупала хлеб и носила его в развалины на улицу Чехова - кормила еще оставшихся там немецких детей.

Облава на рынке

- Только недавно я смогла спокойно смотреть на милиционеров.

...То, что произошло летним воскресным днем 1948 года, я помню до мельчайших подробностей. Я пошла на базар. Продала некоторые вещи, выручила 1200 рублей. Собиралась купить продукты. А тут - облава на рынке. У кого не было при себе документов, милиция забирала без разговоров. Всех нас отвели в подвал нынешнего здания КТИ на проспекте Мира, возле “быков”. Заперли, продержали ночь. В момент ареста у всех повыворачивали карманы, забрали все личные вещи. Я лишилась своих 1200 рублей.

На следующее утро - железная дверь в подземелье открылась, вошёл офицер. Увидев нас, страшно разозлился: “А что дети здесь делают?” Я поняла, что приехала какая-то проверка, и милиционеры очень волнуются. Когда нас выпустили из подвала, я подошла к этому офицеру и спросила про деньги, которые у меня изъяли накануне. “Кто у тебя отобрал деньги?” - он строго спросил у меня. В этот момент по коридору проходил как раз тот самый милиционер.

“Вот этот, - показала я.- И ещё двое”.

Меня повели в какой-то кабинет и попросили предъявить паспорт. Но паспорта у меня с собой не было. Тогда милиционеры вывели меня на улицу и посадили в мотоциклетную коляску. “Съездим к тебе домой за паспортом”. Я немного насторожилась и подумала: откуда такая вежливость? То деньги отбирают, то домой предлагают отвезти.

Тот, кто забирал у меня деньги, садится за руль. Сзади примостился ещё один. И мы поехали. Поворачиваем на Кранц-аллее - теперь это улица Александра Невского. Едем все дальше и дальше. Выезжаем из города. Поворачиваем в рощу и останавливаемся. Милиционеры привязывают меня к берёзе. Рвут на мне всю одежду. Ногой ударяют в живот. У меня открывается сильное кровотечение. Я теряю сознание...

Парное молоко и сметана

- Когда очнулась, солнце стояло в зените. Очень хотелось пить. Я вся была в крови. Губы потрескались. Где-то далеко я услышала приглушенный крик: “Маша! Маша!” И вдруг почувствовала, как будто моё лицо вытирают мочалкой. Открываю глаза... Передо мной - корова. Она лижет меня языком. И опять тот же голос: “Маша! Маша!” Корова поворачивает голову и отвечает: “Му-у-у”.

А потом я увидела ее - мою спасительницу. Это была женщина средних лет. Одета во всё чёрное. Она отвязала меня, положила на траву. Напоила парным молоком и отвела к себе на хутор. Усадила в кресло. Мои ноги поставила в оцинкованное ведро с водой. Сметаной натёрла всё тело. Я жила у неё три дня. Потом женщина подобрала мне одежду, отвела на дорогу. Остановила военную машину и попросила какого-то офицера отвезти меня в город. На прощанье пожелала удачи и дала 3 рубля на проезд. Старший машины, офицер, денег не взял. Глянув на меня, лишь спросил: “Это кто тебя так?” Я ответила, что милиционеры. Офицер зло выругался.

Эльвира Зирога замолчала и рукой смахнула набежавшие слёзы. Тяжело вздохнула и еще минуту сидела, не проронив ни слова.

- Вам не хотелось отомстить?

- Моя мать учила меня: “Если кто бросил в тебя камень, отвернись. А в ответ протяни хлеба”.

- Но как вы живете со всем этим?

- Я всех простила. Всех, кто мне плохо сделал.

- Значит, у этой истории не было продолжения?

- Продолжение было... В 1969 году на базаре в Калининграде я случайно встретила мою спасительницу. Она сильно постарела. Мы сразу узнали друг друга, обнялись. В тот день я получила зарплату. Все деньги отдала ей...

Письмо с Филиппин

В 1950 году Эльвира Зирога вышла замуж за старшего лейтенанта Николая Атапина, который после демобилизации стал крупным советским функционером - начальником отдела труда и зарплаты рыбной промышленности Калининградской области. Эльвира вынуждена была скрывать от всех, в том числе от мужа и детей, свое немецкое происхождение. А немного странный акцент объясняла литовскими корнями. Эльвира работала закройщицей на швейной фабрике. Её фотография всегда висела на Доске почета. Она была ударником социалистического труда. Вечерами и в выходные работала на дому - выполняла частные заказы.

Однажды к ней нагрянули милиционеры из ОБХСС. Но нарушений никаких не выявили. Более того, одна из сотрудниц ОБХСС, молоденькая девушка, даже заказала Эльвире кофточку - в то время любая хорошая одежда была в дефиците.

В 1969 году в квартиру Атапиных пришло письмо с Филиппин от Георга - брата Эльвиры. У Николая Антоновича появились первые подозрения...

Только в 1991 году Эльвира призналась, что она немка. Брак распался. Эльвира взяла фамилию матери. А Николай Атапин вскоре умер.

Милосердие по-калининградски

- Сейчас другое время. Вы в любой момент можете уехать в Германию. Что вас удерживает?

- Туберкулёзный диспансер. Уже 10 лет я помогаю больным детям. Я провела работу среди своих немецких друзей, и они собрали 3000 евро, на которые в диспансере построили дет­скую площадку. Затем мы купили новый линолеум и постелили его в коридорах. А то там такие дыры были. Детишки постоянно спотыкались, разбивали себе коленки. К новогодним и Рождественским праздникам я купила больным детям 85 подарков. Сладости, игрушки... А как же, должны же дети порадоваться. А что наше государство им даёт? 29 рублей на питание в сутки.

- А что же власти?

- Чиновники?! Это же бессовестные люди. Ей Богу, они хуже фашистов! Однажды наблюдаю вот такую картину. Подъезжает к диспансеру дорогая машина - выходит холеный человек. А в это время я разгружала подарки детям. Мужчина интересуется, что это я делаю. Объясняю. Он непонимающе смотрит на меня и говорит: “Что вы вообще здесь делаете? Ехали бы к себе в Германию и доживали свой век в полном изобилии”.

Потом он стал рассказывать о себе - какой он богатый и преуспевающий. И что у него два высших образования. Молодец, одним словом.

- Что вы ответили сытому господину?

- Образование вам дала страна, но милосердию не научила.

“Нет плохих народов, есть плохие люди...”

- Этот старый дом, где вы сейчас живете, как-то связан с вашей семьёй, с вашими воспоминаниями о Кёнигсберге?

- Нет. Мы приобрели его в 1996 году. Поменяли на квартиру, где раньше жили

- После всего, что с вами произошло, не потеряли веру в людей?

- Моя мать однажды мне сказала: “Нет плохих народов, есть плохие люди”. Я запомнила это на всю жизнь. Милосердие не имеет национальных границ. Не важно кто ты. Немец или русский. В детстве я многое пережила, столько страдала. И если встречаю детей, которым тоже плохо, я им помогаю.

Ю. ГРОЗМАНИ